— Возможно, ты сделал это только для того, чтобы досадить Роберту.

Он задумался над этим.

— Соблазн был велик, но причина не в этом. Я искренне восхищаюсь британской системой законов и правительством — впрочем, как и все те, кто подписал Декларацию независимости. И все же мы не можем построить наше новое правительство по такому образцу. Но мы увещевали слишком долго. Океан чересчур широк, а королевские министры несговорчивы. Наверное, Эдмунд Берк лучше всего выразил наши чувства, когда сказал в парламенте, что англичанин — самое неподходящее лицо на земле, чтобы держать в рабстве другого англичанина.

— Рабстве! Какая чушь. Вы предатели, все вы. — Она упрямо стояла на своем.

Квинтин протянул руку и, схватив ее за тонкое запястье, притянул к себе, не ослабляя своей железной хватки.

— Ты делаешь мне больно! — Она не просила, а лишь выдавила слова сквозь стиснутые зубы, напрягшись в его руках.

Он взял ее лицо в свои руки, заставляя посмотреть на него и встретиться с его взглядом.

— Ты выдашь меня, Мадлен? Так ты сможешь избавиться от мужа, который не принес тебе ничего, кроме огорчений и обид. Роберт, возможно, будет рад увидеть мой конец, бог знает. — Он замолчал, изучая замешательство, отразившееся на ее лице. — Итак, моя пылкая маленькая роялистка, что скажешь? Я ведь не могу приковать тебя к своей кровати. — Он начал гладить ее щеку кончиками пальцев так нежно. — Ты сможешь посмотреть, как они повесят меня.

Мадлен почувствовала слабость, когда картина безжизненного тела Квинта на виселице вспыхнула у нее перед глазами. О, господи! Она никогда не сделает этого, никогда не потеряет его, что бы он ни совершил. Горькая ирония — ситуации не ускользнула от нее, когда она прошептала сдавленным голосом:

— Я никогда бы не смогла желать твоей смерти, Квинт, и к черту политику!

Он продолжал держать ее лицо и опустил голову, чтобы захватить ее губы в страстном, властном поцелуе, словно скрепляя их сделку.

Когда они оторвались друг от друга, оба дрожащие, она сказала:

— Теперь тебе придется, наконец, доверять мне, потому что у тебя нет выбора. Возможно, у меня тоже нет выбора, — добавила она, смыкая пальцы на его руке.

Мадлен встала на цыпочки и коснулась его губ легким, нежным поцелуем. В глазах Квинта было беспокойство, когда он отпустил ее.

— Я должен доставлять эти сведения в Южную Каролину.

— Как долго тебя не будет, Квинт? Сейчас так опасно на дорогах. Если крики узнают, что ты патриот… — Она вздрогнула.

Он мрачно улыбнулся:

— Я ведь кузен Девона Блэкхорна. Это чего-то да стоит. Но, с другой стороны, возможно, он сам выдаст меня им.

— Тебе очень трудно обманывать его, ведь так?

— Да, для меня это самое ужасное. Я страшусь того дня, когда он узнает правду обо мне, а когда-нибудь он ее узнает.

Квинтин отпустил ее и начал собирать бумаги, затем повернулся и сказал:

— Единственный человек в Блэкхорн-Хилле, который знает о моей работе, это Тоби. Ты можешь доверять ему. Больше ни с кем не говори об этом. Ты клянешься, что будешь молчать, Мадлен?

— Пожалуйста, доверяй мне. Я люблю тебя, да поможет мне бог, я люблю тебя. — В ее мыслях был полный хаос, когда он пристально смотрел на нее своими пронзительными зелеными глазами: — Я клянусь, Квинт.

Глава одиннадцатая

Июль 1780 года

Внутренние районы Джорджии

Леди Барбара Карузерс никогда еще в своей жизни не была такой несчастной: промокшая до нитки, оборванная, вся в синяках, едва не утонувшая в соленом Атлантическом океане, потом насильно увезенная наглым метисом и его ужасным кузеном-дикарем. Она считала просто чудом, что до сих пор жива. Ее страдание еще больше усилилось ночью, когда она предприняла попытку стащить у Девона один из его пистолетов. Он перекатился и, схватив ее за запястье, притянул на свое упругое тело.

Их лица были всего в нескольких дюймах друг от друга, когда он тихо прошептал:

— Никогда больше не пытайтесь сделать это. Я очень чутко сплю, а Кабаний Клык никогда не спит. — Он взглянул вверх, где высокий дикарь неожиданно материализовался из тени дерева.

Барбара посмотрела на бесстрастное лицо индейца, затем ниже, на его руку, небрежно лежащую на рукоятке огромного, жуткого вида ножа. Ее взгляд быстро вернулся к Девону.

— Вы умеете пользоваться пистолетом?

— Никогда в своей жизни не прикасалась к таким ужасным вещам. Я только хотела заставить тебя опомниться и отвезти меня в Саванну.

Он засмеялся, наслаждаясь ее смущением от того, что она лежала распростертая на нем.

— Лучше поспите немного, леди Барбара. Завтра вам понадобятся силы.

Сказав это, он имел наглость сбросить ее с себя и откатился, повернувшись к ней спиной, словно она была шлюхой, которую выбросили, после того как воспользовались ее услугами.

В бешенстве она снова завернулась в свое одеяло под пристальным взглядом Кабаньего Клыка и попыталась уснуть. Утро наступило слишком быстро. Барбара заворочалась, и каждый мускул ее тела протестующе закричал. Земля, которая казалась такой мшистой и мягкой под копытами лошадей, была совсем не такой приветливой в качестве постели.

Барбара выпуталась из москитной сетки и села, морщась при каждом движении. Обзор унылых окрестностей едва ли улучшил ее настроение. Местность была ровной, пустынной и дикой. Единственными представителями флоры здесь были сосны, растущие отдельными островками, и высокая болотная трава. Ей казалось, что ни одна живая тварь не обитает в этих пустынных местах, пока Девон не разглядел след пантеры и не предупредил, чтобы она не отходила далеко от лагеря! Они скакали на бешеной скорости целый дань, останавливаясь ненадолго, чтобы Кабаний Клык мог осмотреть мшистую землю в поисках следов их жертвы.

К тому времени, когда Девон Блэкхорн дал команду остановиться на ночлег, было уже совсем темно. Барбара с самого полудня не справляла нужду, но решительно отказывалась просить своих мучителей об унизительном одолжении. Измученная и умирающая с голоду, она проковыляла за деревья, затем съежилась перед небольшим лагерным костром и с жадностью набросилась на твердый, как камень, бисквит и какое-то ужасно соленое мясо. Она даже не потрудилась спросить, что это было. На вторую ночь она уже не делала попытки вытащить пистолет у Девона, а спала, как убитая.

Следующим утром Барбара проснулась, чувствуя себя еще более несчастной, если такое вообще было возможно.

— Боже, у меня болят даже те места, о существовании которых я и не подозревала! — Она с трудом села и огляделась в поисках Девона, но увидела только дикаря. — Не то, чтобы белый был намного лучше… — фыркнула она сама себе. — Конечно, если Кабаний Клык его кузен, он ведь не может быть белым?

Барбара наблюдала за индейцем, как тот готовил вонючее варево в своей жестяной кружке. Это было похоже на какой-то ритуал, ибо он, благоговейно помешивал это, держал кружку в сторону встающего солнца, затем выпил ее содержимое несколькими быстрыми глотками. Почти сразу же он скорчился и пошел к островку высокой травы, где его вырвало.

Отвратительно! Барбара отвернулась, пытаясь побороть приступ тошноты. Затем она услышала, что Девон приближается, выйдя из сосновой рощи. Он обменялся несколькими словами с индейцем на своем гортанном диалекте, после чего дикарь стал спокойно снимать с себя свои побрякушки, а затем и штаны из оленьей кожи. Голый, как в момент рождения, Кабаний Клык направился вниз по пологому склону к мелкой речушке, которая извивалась справа от их лагеря. Он окунулся и начал энергично тереть свое тело.

— Не желаете присоединиться к нам? — спросил Девон с ухмылкой. Он тоже начал снимать с себя одежду — Барбара считала себя совершенно искушенной после двух лет вращения в лондонском обществе, но это заставило ее лицо вспыхнуть, словно она была школьницей.